Зодческая работа бр.: Романа Н.: в степени Мастера
Достопочтенная Ложа «Гармония» №1 ОВЛР
на Востоке города Москвы
***
6014 год С.:И.:
Масонство в Крыму имеет довольно давнюю и весьма самобытную историю. Согласно существующим орденским документам, первая и единственная постоянно действующая масонская ложа появилась здесь лишь в 1812 году. Это была Достопочтенная Ложа Иордан в Феодосии. Однако известно, что и до того в Крыму существовали военно-походные ложи, архивы которых, увы, не сохранились.
Вместе с тем, их деятельность – давно установленный исторический факт. К примеру, знаменитый масон екатерининского времени Иван Петрович Тургенев был посвящен в Братство еще в 1776 году как раз в Крыму – под сенью офицерской ложи в Александровской крепости. Но и помимо этого на Крымском полуострове во все времена бывало множество братьев Ордена Вольных Каменщиков, оставивших заметный след в истории этих благословенных мест Северного Причерноморья.
Подлинным масонским центром в Крыму, как уже было сказано, стал город Феодосия (ведь во все времена далеко не каждая российская губерния могла похвастать собственной, законно учрежденной масонской ложей). В 1817-1818 гг. эта «мастерская» работала по системе Великого Востока Франции, а в 1818-1819 гг. – по Шведской системе. Ложа заседала на Итальянской улице в бывшем доме И. Руссено.
Историк масонства Тира Соколовская так пишет о ее возникновении в 1812 году: «16-го мая учреждена была ложа в далекой Феодосии под наименованием Иордана, на французском и русском языках, по французским актам. Она соединила представителей французской колонии, местных русских деятелей и артистов. Отличительным знаком ложи был принят золотой равносторонний прорезной треугольник, в середине коего серебряная вершина горы с водруженным на ней золотым крестом.
В Феодосийской ложе особенно полезною деятельностью выделился мастер ее Иван Иванович Грапперон как искусный, неутомимый медик и просвещенный любитель старины. Из французских дворян, сам масон, он был приглашен масоном князем Александром Борисовичем Куракиным, бывшим русским послом в Париже, приехать в Россию. Когда эпидемия восточной чумы 1812 года свирепствовала в Крыму, он был по собственному желанию переведен туда и принимал непосредственное участие в борьбе со страшною болезнью, особенно жестокой в Феодосии»[i].
Тира Соколовская отмечает, что Мастер Стула этой крымской «мастерской» Иван Грапперон являлся «просвещенным любителем старины». Вообще, эта черта была свойственна многим братьям феодосийской Ложи Иордан и другим крымским масонам. Можно даже сказать, что Вольные Каменщики стояли у истоков крымской археологии. В частности, известно, что именно франкмасоны начали вести раскопки в Керчи и создали там знаменитый на весь мир археологический музей.
Уже в начале XIX века раскопками в Керчи занимался известный общественный деятель, масон Иван Алексеевич Стемпковский – археолог и нумизмат. В 1828 году генерал-губернатор М.С. Воронцов назначил его Керченским градоначальником. Стемпковский и создал в городе первый музей. Вслед за ним должность Керчь-Эникольского градоначальника занял князь Д.И. Гагарин – тоже франкмасон, член столичной Ложи Орла Российского.
Кроме того, начальником соляных озер в Керчи, надзирателем местной таможенной заставы и основателем Керченского порта был француз-роялист Павел Дю Брюкс, который не только состоял в феодосийской Ложе Иордан, но и увлекался любительской археологией. Коллекция его находок легла в основу археологического музея в Керчи. В феодосийскую Ложу Иордан входил также его родственник – Александр Дю Брюкс, начальник Керченской таможни.
В те годы научной археологией по всему Крыму занимались, главным образом, Вольные Каменщики. А.В. Данилов отмечает, что в 1811 году по инициативе масона Семена Броневского в Феодосии также «был организован городской музей древностей. Его создали лица, которых объединяла не только страстная любовь к археологии, но и членство в открытой в мае 1812 года масонской Ложе Иордан в Феодосии (С.М. Броневский, А. Галлера, И.И. Граперон и другие). Они также занимались сбором крымских древностей и поддерживали тесные контакты с одесскими и керченскими масонами (А.Ф. Ланжерон, П. Дюбрюкс, Э.В. Тебу де Мариньи и другие). В музее находились античные статуи, множество глиняных вещей, коллекция медных монет»[ii].
Об еще одном члене феодосийской Ложи Иордан надо сказать особо, поскольку им был сам Новороссийский генерал-губернатор Ланжерон, много сделавший для развития крымской археологии.
Граф Александр Федорович Ланжерон – выдающийся военачальник и государственный деятель Российской империи – был посвящен в Париже под сенью Ложи Олимпийского Общества в 1782 году. В 1789-м состоял в парижской Ложе Соединенных Друзей. Имел во Франции 5-й градус посвящения, был Мастером Стула одной из французских лож. Приехав после революции в Россию и поступив на военную службу, Ланжерон продолжал оставаться ревностным масоном. В 1815 году он был назначен Херсонским военным губернатором, стал Одесским градоначальником, управляющим Херсонской, Екатеринославской и Таврической губерниями, главным начальником коммерческих портов Черного и Азовского морей и пограничной стражи. В пору своей обширной деятельности на юге России он в не меньшей степени трудился и на ниве Вольного Каменщичества. В 1817 году Ланжерон основал в Одессе Ложу Эвксинского Понта. С мая следующего и вплоть до 1821 года был в ней Мастером Стула. В 1820 году представлял эту «мастерскую» в Великой Провинциальной Ложе Владимира к Порядку в Петербурге. В 1818 году он основал в Одессе Ложу Трех Царств Природы, занимал пост ее Великого Мастера. Состоял в степени Розенкрейцера по французской системе градусов. В ноябре того же года предлагался братом А.П. Римским-Корсаковым к возвышению в 7-ю степень. С 1817 года являлся почетным членом петербургской Ложи Соединенных Друзей, а с 1818-го – столичной Ложи Елизаветы к Добродетели и Ложи Иордан в Феодосии. Входил в Капитул Феникса: в 1817-м – в 6-й степени, а с декабря 1818 года – в 7-й. Был известен в Капитуле под тайным орденским именем Рыцарь Семи Звезд (Eq a Septim Stellis)[iii].
О неутомимой археологической деятельности этого незаурядного Вольного Каменщика на Крымском полуострове в 1818 году писал известный столичный журнал «Сын Отечества»:
«Новороссийский генерал-губернатор граф Ланжерон занимается с отменным рачением предметами, которые могут споспешествовать успехам просвещения. Археология обязана ему многими любопытными открытиями, сделанными неподалеку от древней Пантикапеи, нынешней Керчи, бывшей столицы европейских владений Митридата Евпатора, где и поныне видно еще иссеченное в утесе место, называемое по преданию фонарем Митридатовым.
После многократных изысканий, сделанных по приказанию его светлости в разных гробницах той страны под руководством господина Дюбрю, служившего офицером в армии Конде и кавалера ордена Святого Людовика, находящегося ныне при керченских солеварнях, положено уже начало к драгоценному собранию древних ваз различной величины, из коих некоторые самой превосходной работы и ни в чем не повреждены; найдены также несколько небольших бюстов и остатки древних статуй, перстни, оружие и прочее. Сии вещи представляют любопытным, а особливо просвещенным любителям древностей случай к открытиям, коих следствия могут быть тем важнее, что происходят, так сказать, в классической стране, принадлежащей ныне Российской империи»[iv].
Во многих остросюжетных фильмах и приключенческих романах масоны изображаются охотниками за бесценными артефактами, имеющими некую мистическую силу и огромное историческое значение для всего человечества – такими, как Святой Грааль, Ковчег Завета и т.п. Оказывается, так было и в действительности. По крайней мере, в Крыму Вольные Каменщики разыскивали не только древние монеты и прочие, привычные археологу находки, но и утерянные сакральные артефакты, предания о которых сохранились во всемирных мифах и классической античной литературе.
Самой знаменитой мировой святыней, связываемой классиками с Крымом, была нерукотворная статуя богини Дианы-Артемиды, якобы ниспосланная самим небом и почитаемая таврами в знаменитом на весь античный мир одноименном храме. История этого достопримечательного места описана Еврипидом в его трагедии «Ифигения в Тавриде».
Согласно греческому мифу, во время Троянской войны флот эллинов никак не мог отплыть от родных берегов в края вероломных троянцев. Наконец, предводитель греков Агамемнон для того, чтобы испросить у богов попутного ветра, решил принести в жертву Артемиде свою дочь Ифигению. В момент жертвоприношения богиня заменила девушку ланью. Саму же Ифигению Артемида перенесла в Тавриду (греческое название Крымского полуострова), где сделала ее жрицей в своем храме и наказала ей приносить себе в жертву всех захваченных чужеземцев.
И вот однажды туда, по велению бога Аполлона, приплыл брат Ифигении Орест со своим другом Пиладом – для того, чтобы украсть священное изваяние Артемиды и перевезти его в Элладу. Схватив дерзких героев, тавры предназначают Ореста в жертву богине, но Пилад, желая спасти друга, выдает себя за него. Тот решительно протестует против избавления от смерти столь дорогой ценой. В пылу сего спора Ифигения неожиданно узнает брата. Жрица спасает его от казни, и они вместе бегут на родину.
Статуя богини также была похищена из храма. Позднее спартанцы в своем святилище Артемиды показывали ее изваяние, принесенное туда якобы из Тавриды. Между тем, сам опустевший храм Девы в Крыму еще долгое время стоял на своем месте и почитался местными племенами. Еще в I веке н.э. римский поэт-мист Овидий записал рассказ о нем со слов одного тавра:
«Есть в Скифии местность, которую предки называли Тавридою. Я родился в этой стране и не стыжусь своей родины; мое племя чтит родственную Фебу богиню. Еще и ныне стоит храм, опирающийся на огромные колонны: к нему ведут сорок ступеней. Предание гласит, что там был ниспосланный с неба кумир; не сомневайся, еще и ныне там стоит подножие, лишенное статуи богини; алтарь, который был сделан из белого камня, изменил цвет и ныне красен, будучи окрашен пролитой кровью. Священнодействие совершала жрица»[v].
Местоположение этого избранного небом и прославленного поэтами храма не раз описывалось античными историками. «Геродот, – отмечает крымовед Татьяна Фадеева, – сообщает, что Дева имела в Тавриде свое святилище: оно находилось на утесе, откуда тело принесенного в жертву сбрасывали в море. Страбон писал, что храм Девы находился на мысе Парфенион, неподалеку от Херсонеса; полагают, что это мог быть мыс Феолент…
Романтическими поисками храма Девы, где Ифигения несла свое печальное служение жестокой богине, и откуда была похищена ее статуя, отдали дань многие русские и иностранные исследователи. Большинство искали этот храм на мысу Феолент близ Херсонеса, но также на Аю-даге и т.п. Дюбуа де Монпере и И.М. Муравьев-Апостол обратили внимание на один из мысов побережья между Феолентом и Херсонесским маяком, где в прошлом веке были обнаружены руины большого прямоугольного здания. Поскольку здесь отсутствовали отложения, обычно окружающие жилые и хозяйственные постройки, Дюбуа пришел к выводу о культовом назначении сооружения»[vi].
Вместе с тем, одним из первых исследователей, серьезно взявшихся за поиски легендарного святилища Девы в Крыму, был как раз наш известный масон, член феодосийской Ложи Иордан Александр Федорович Ланжерон. Еще 1818 году об этом сообщал своим читателям журнал «Сын Отечества»: «Граф Ланжерон, желая открыть положение древнего храма Дианы, столь известного в героические времена из истории Ифигении и Ореста, занимался также поверкою мест по описаниям Страбона и Сестренцевича, митрополита католических церквей в России, и нашел, что точность и верность показания окрестностей сего храма не позволяют сомневаться в истинном его положении, которое можно определить в 104 стадиях (около 25 верст) от развалин древнего города Инкермана (Страбонова Ктеноса), в 20 верстах от нового города Севастополя и близ окрестностей древнего и пространного Херсониса Гераклийского, коего известные улицы простираются на 10 и 15 верст в прямой линии, и где поныне видны обломки многих храмов и других публичных зданий.
Мыс, на котором стоял древний храм, образуя исходящий угол, возвышается над поверхностью воды более нежели на 400 сажен. У подошвы оного находятся два утеса в виде продолговатых конусов; на оные, как думают, бросали тела несчастных жертв, принесенных Диане по бесчеловечному закону варвара Фоаса. Близ утесов, по морскому берегу, находятся пространные и глубокие пещеры, которые, если можно верить эпизоду в истории Ифигении, служили убежищем Пиладу и его сотоварищам. Видны еще следы дороги от сих пещер ко храму. Сии ужасные места, окруженные с одной стороны бурным морем, а с другой голыми и мрачными Балаклавскими горами, усугубляли горесть Ифигении, расставшейся навсегда с прекрасными горами Арголиды – места ее рождения. В одной версте от сего храма построен недавно монастырь Святого Георгия»[vii].
Нетрудно заметить, что в мифе об Ифигении и Оресте воспевается самоотверженная дружба – та, что превыше жизни. А ведь она является и главным идеалом Братства Вольных Каменщиков. Возможно, именно поэтому масоны во все времена с таким интересом относились к данному мифу (к нему обращался в своих стихах, например, немецкий франкмасон И.Ф. Гете и другие). По этой же причине крымские Вольные Каменщики могли желать, во что бы то ни стало, отыскать здесь этот легендарный храм, который должен был сделаться для них зримым напоминанием об основополагающих ценностях их Древнего Ордена – о беззаветной дружбе, искреннем братстве и самопожертвовании ради ближнего.
По крайней мере, еще один знаменитый масон, член кишиневской Ложи Овидий Александр Пушкин, оказавшись в сих местах древней Тавриды, тоже искал здесь развалины этого баснословного святилища и, вспоминая связанный с ними миф, написал здесь поэтические строки, адресованные своему другу и Брату по Ордену, члену многих масонских лож Петру Чаадаеву:
К чему холодные сомненья?
Я верю: здесь был грозный храм,
Где крови жаждущим богам
Дымились жертвоприношенья;
Здесь успокоена была
Вражда свирепой Эвмениды:
Здесь провозвестница Тавриды
На брата руку занесла;
На сих развалинах свершилось
Святое дружбы торжество,
И душ великих божество
Своим созданьем возгордилось.
Чадаев, помнишь ли былое?
Давно ль с восторгом молодым
Я мыслил имя роковое
Предать развалинам иным?
Но в сердце, бурями смиренном,
Теперь и лень и тишина,
И, в умиленье вдохновенном,
На камне, дружбой освященном,
Пишу я наши имена.
В этом стихотворении Пушкин переносит античный миф об Оресте и Пиладе на свои братские отношения с Чаадаевым, что, несомненно, указывает на «масонское звучание» легенды об этом затерянном крымском святилище для русских братьев той романтичной поры.
Я сказал.
[i] Соколовская Т.О. Возрождение масонства при Александре I // Масонство в его прошлом и настоящем. Т. II. – С-Пб.: Задруги, 1914. – С. 190.
[ii] Данилов А.В. Семен Михайлович Броневский // Ставропольский хронограф на 2008 год. Краеведческий сборник. – Ставрополь: СКУНБ им. М.Ю. Лермонтова, 2008. – С. 288.
[iii] Серков А.И. Русское масонство. 1731-2000. Энциклопедический словарь. – М.: Российская политическая энциклопедия, 2001. – С. 460-461.
[iv] Археологические открытия в полученной России // Сын Отечества. – 1818. – №8. – С. 80.
[v] Овидий Назон. Скорбные элегии. Письма с Понта. – М., 1978. – С. 47.
[vi] Фадеева Т.М. Крым в сакральном пространстве. – Симферополь: Бизнес-Информ, 2000. – С. 238-239.
[vii] Археологические открытия в полученной России // Сын Отечества. – 1818. – №8. – С. 81.
+ 2
"Весь мир – мой храм, любовь – моя святыня,
Вселенная – отечество мое…".
